Юрий Влодов, как воистину народный поэт, никогда не был один. Около него всегда кто-то находился: ученики ли, женщины ли. Он был настоящий поэтический король, а короля, как говориться, делает свита.
Поэтому я решила, помимо собственно воспоминаний о нем самом, написать еще о некоторых людях из его ближайшего окружения, о ключевых фигурах, которые долгое время около него пробыли. Представить своеобразные портреты этих людей, описать их более подробно.
Егоров
Кто такой Егоров?
Николай Викторович Егоров (1948 г.р.) был родом из Севастополя. В Москве работал по лимиту, в одной из жилищных контор. Это учреждение занималось обслуживанием московских высоток, а также особых объектов, таких, как Олимпийская деревня, например, или Северное Чертаново.
Так вот, Егоров работал в этой системе сначала сантехником, затем начальником над ними. Место его работы находилось в какой-то из высоток на Новом Арбате. А сам он первое время жил в общежитии на Старом. И вот там, по всей видимости, Влодов с ним и познакомился, году в 1978, но точно не знаю.
Когда мы с Влодовом познакомились (напомню, это случилось в марте 1982 года), Егоров уже жил не на Арбате, а имел комнату в семейном общежитии на Красном Маяке, в районе Южного Чертаново.
Улица эта располагалась почти у самого леса на краю Москвы. Сейчас это район ст. м. «Пражская». Но в те годы этого метро еще не существовало. Конечной станцией была «Каховская». И оттуда надо было ехать до этого самого Красного Маяка на трамвае полчаса, а то и дольше. Я почему так подробно описываю, где он жил и как к нему добираться, потому что мы частенько к нему ездили: летом, осенью, зимой 82 года.
Днем Влодов звонил Егорову на работу и договаривался с ним о том, что мы к нему вечером подъедем. Егоров соглашался, и вот мы к ночи туда ехали, в эту комнатенку. Иногда мы ехали не на метро, а садились на трамвай почти что из центра, чуть ли не с Чистых прудов, и ехали таким образом прямо до конца. Ну, на это уходило чуть ли не 2 часа, в общей сложности. Но нам спешить было некуда, времени у нас было навалом, да и Влодову нравилось долго-долго ездить поверху на общественном транспорте. Так и время можно было убить, и стихи посочинять заодно.
Егоровская комнатушка в Чертаново
Егоров жил с одной стороны очень бедно. В комнате у него из мебели был только диван-книжка. Диван этот, довольно старый, он тоже не покупал, ему отдал его кто-то из соседей. На ночь он этот диван раскладывал, спал на нем. Потом у него появилось еще и большое кресло-кровать, его тоже ему кто-то отдал. Шкафа не было. Где он хранил свою одежду, даже не знаю. На окнах висели старые желтые шторы. Из мебели имелась еще какая-то табуретка, которую он использовал в качестве стола, поскольку собственно стола, даже журнального, у него тоже не было. Н-да! Вот это была советская нищета, благородная бедность. На полу в этой лачуге валялся клочок старого покрывала, который Егоров использовал в качестве ковра.
Ремонт в этой комнате с момента вселения туда он не делал, ему, по всей видимости, даже в голову такое не приходило. И со временем, так как он довольно сильно курил и делал это прямо в комнате, всё пропиталось дымом, и потолок стал почти черным.
Он был меломаном
Но, всё-таки, несмотря на такую бедность, Егоров, в какой-то мере, мог считаться в те годы даже богачом, поскольку у него была дома очень даже приличная стереосистема и довольно основательный по тем временам набор пластинок и магнитофонных записей. Он был заядлым меломаном и ревностно собирал всякие продвинутые музыкальные записи, диски, на что и уходили собственно все его, кровно заработанные деньги. Правда, тогда никаких дисков в нашем понимании не имелось, были просто черные виниловые пластинки: большие и маленькие, а также записи на магнитной пленке для катушечного магнитофона. Бобины такие.
Вот у Егорова был шикарный проигрыватель для таких пластинок (их всё равно, по-моему, называли «дисками»), магнитофон для прослушивания бобин, а также огромные колонки. Стереосистема занимала всю противоположную от дивана стену, украшая собой это жилище.
Потом, правда, во всё это великолепие встрял небольшой черно-белый телевизор и холодильник «Морозко».
Так что Егорову, при всей его бедности, было чем гордиться. В те годы, когда все, особенно пишущие, жили не очень хорошо, такое богатство было далеко не у каждого. А за нужными записями он гонялся, перекупал их у всяких там фарцовщиков, меломанов, которые прятались где-то по углам. У него уже были налаженные связи по всему этому делу. Он и сам одно время фарцевал, когда жил на Арбате, что-то там покупал-продавал, чтобы иметь деньги на эту свою страстишку меломанскую.
… и антисоветчиком
Также Егоров был заядлым антисоветчиком. Ему нравилось всё западное, советскую власть он проклинал и стихи писал антисоветские. На этой почве они с Влодовым и общались. На почве стихов, конечно. (А вы что подумали?)
Поэтому помимо увлечения западной музыкой, Егоров еще любил слушать западные радиостанции, разные там вражеские голоса, «Голос Америки», например или «Немецкую волну», или радио «Свобода».
На тряпки заграничные Егоров не велся, одевался он в родное, советское, стандартно и скромно: брюки, рубашка, пиджак. Но иногда баловал себя заграничными сигаретами, типа «Мальборо» или «Кэмэл». Выпивкой особо не увлекался, хотя и не отказывался, если что-то такое намечалось. Но вёл себя вполне пристойно и никогда не напивался.
… и еще имел чувство собственного достоинства
Вообще, он был одним из немногих знакомых Влодова, которые имели чувство собственного достоинства, что, кстати, большая редкость. Сам вел себя довольно прилично и другим не позволял в отношении себя никаких вольностей. Он как бы знал себе цену. Хотя что это была за цена, даже не знаю. Но все понимали, что вот человек, знающий себе цену. Складывалось такое впечатление, он умел его внушить.
И было очень странно видеть такого человека в окружении Влодова, так как вокруг него таким людям, конечно, было не место. Даже не знаю, как они вместе уживались, что у них такого было общего.
Конечно, понятное дело, что Влодов Егорова использовал, он ему был нужен только для того, чтобы время от времени у него ночевать, а заодно и ужинать, иногда он стрелял у него рублик-другой. А вот зачем Егорову нужен был Влодов, даже не знаю. Возможно, поскольку он был-таки пишущим, ему надо было кому-то читать свои стихи, а заодно, возможно, и куда-то их двигать. Может, он надеялся в этом плане на Влодова. Больше Егоров ни с кем, по-моему, из пишущих не общался.
Да и вообще он ни с кем не общался. Был очень одиноким. Почему – непонятно. Как мужчина чисто внешне он был довольно привлекательным, импозантным даже. Он был среднего роста, приличного телосложения, с русыми волосами и серо-голубыми глазами. Очень приятно, прилично так выглядел. По гороскопу был Водолеем. И одевался так культурно, ухаживал за собой, брился, мылся, стригся. Не так, как обычно поэты ходят, все оборванные, грязные, патлатые, пьяные и сраные. Нет, он был, несмотря на то, что писал стихи, приличным мужчиной. Именно мужчиной. Ни мальчиком, ни старичком, ни мужиком, а нормальным мужчиной, с которым можно было создать семью, нарожать детей и быть за ним, как за каменной стеной.
А с семьей у него так и не получилось
Но… вот с семьей у него как раз и не получилось. Он всю жизнь прожил один, так ни разу и не женившись. В чем там было дело – непонятно. Но что-то, видать, было, если у него так повернулась жизнь. Хотя многие девушки из наших знакомых на него заглядывались, но он не особо на них кидался. Вел себя сдержанно, спокойно и не отвергал их любовь, но и не особо к ней стремился. Занимал выжидательную позицию. Ну вот, довыжидался. Так и остался ни с чем. Жизнь она быстро проходит, не успеешь и глазом моргнуть. Ну, так вот. Это такая, так сказать, предыстория.
Он угощал нас жареной картошкой
Когда мы приезжали к Егорову в Чертаново переночевать, обычно он жарил нам большую сковородку картошки. Она была довольно вкусной, и мы с ели ее с удовольствием. Также иногда вместе с этой картошкой нам обламывались и бутерброды с колбасой или с сыром. Больше не помню, чтобы он нас еще чем-то кормил. Потом был чай и всякие разные разговоры. Влодова с Егоровым, конечно. Я молчала. Кто ж мне даст что сказать! Да мне и сказать было особо нечего.
…ставил нам музыку
Частенько после ужина Егоров включал свою музыку, и мы могли вдоволь насладиться новыми зарубежными исполнителями и композициями. Влодову вот этот момент был не особо приятен, вряд ли он любил слушать музыку, особенно зарубежную, и вряд ли он что-либо в ней понимал. Но он делал вид, что якобы слушает и интересуется этим, хотя я вот сейчас думаю, что он эту Егоровскую музыку попросту ненавидел и воспринимал как неизбежно зло, как плату за ночлег. Должен же он был чем-то за него расплатиться. Вот так Егоров доканывал его, этой своей музыкой, хотя Влодову, больному скитальцу, она вообще была до лампочки. Иногда его что-то музыкальное и интересовало, но в очень ограниченном количестве.
Я толком не помню сейчас, что мы там конкретно слушали, что в те годы было популярно у нас и за рубежом. Я имею ввиду у нас из запретного, а не какие-то там «песни советских композиторов». Из зарубежных дисков помню он ставил «Пинк Флойд», то ли «Обратная сторона Луны», то ли «Стена», но что-то такое мощное там звучало. «Битлз», конечно же, ставил, свою любимую группу. (Я, правда, ничего особенного для себя в ней так и не нашла, что по ней все меломаны бесятся, не понимаю). Ну там и попса была зарубежная: «Модерн Токинг», «Бони М», «Абба», «Демис Русос». Это те исполнители и группы, которые я еще до знакомства с Влодовым знала. А после знакомства у меня, как известно, связь с культурой прервалась, и было не до музыки. Но какие-то воспоминания остались и Егоров помогал таким образом их поддерживать.
А из наших запрещенных и полузапрещенных барабанщиков он ставил нам в основном Высоцкого и Окуджаву. Влодову почему-то больше нравился Окуджава с его заунывными песнопениями. По просьбе Влодова Егоров ставил эту пластинку с Окуджавскими песнопениям и приходилось всё это слушать за компанию, хотя мне эта Окуджавская нудьга совершенно не нравилась.
Также были у Егорова записи Аркаши Северного и входившего в моду шансона, блатные песни. Тогда только что объявился Александр Розенбаум и вот именно у Егорова мы его в первый раз услышали.
Еще помнится, он ставил нам слушать эмигрантов: Вилли Токарева, Ивана Рубашкина, а также Галича.
Причем сам Егоров во время прослушивания как бы самоустранялся, он молча сидел там, где сидел, давая возможность полностью насладиться эффектом от его музыки.
… а также стихи Бродского
Помнится, как-то он поставил запись стихов Бродского. То ли Бродский сам их читал, то ли кто-то, не знаю. Но впечатление было не из лучших. Чтение было очень долгим и заунывным, никакого эффекта тогда стихи Бродского на меня не произвели, наоборот, эта запись надолго отвратила меня от них. У меня сложилось впечатление, что всё это – словесный хлам, жуткая графомания, длиннющая и безысходная, особенно по сравнению со стихами Влодова. Стихи Бродского выглядели никак, точнее, просто ужасно и я на долгие годы шарахнулась от его творчества. Влодова тоже Бродский не впечатлил. Ну, он знал его и раньше, но ни тогда, ни после ни за кого не считал.
…и песни Шуфутинского
Но вот песни в стиле шансон нам понравились и мы с удовольствием их слушали. У Егорова мы впервые тогда услышали Шуфутинского. Нам особенно понравилась песня, которая начиналась таким словами: «На Колыме, где тундра и снега метут». Такая песня про лагерную любовь, от которой щемило сердце. Еще у Шуфутинского была песня про трех китайцев. (Но вот сейчас я думаю, что, по всей видимости, эту песню пел Аркаша Северный) Там были такие слова в припеве:
С добрым утром, тётя Хая!
А-я-яй!
Вам посылка их Шанхая!
А-я-яй!
А в посылке три китайца!
А-я-яй!
Три китайца красят яйца!
А-я-яй!
Слова куплетов я плохо помню, но вот припев запомнила. Припев этот под конец все убыстрялся и убыстрялся и повторялся несчетное количество раз, так что повеселиться под эту песню можно было вдоволь. Влодов с удовольствием эту песню слушал, и все просил ее повторить. А потом, когда мы уже от Егорова уходили, все время повторял ее по дороге. Смешная и простенькая такая была песенка, но что-то в ней было необычное.
Иногда они пили и портвейн
Вместо чая Влодов с Егоровым частенько пили портвейн. Влодов приказывал Егорову еще днем по телефону эту бутылку купить. Ну, Егоров покупал. Именно он и покупал. Потому что я помню, что мы никогда ни с какой бутылкой не приезжали. Влодов на свои деньги спиртное не покупал, это было не в его правилах, даже если деньги у него были. Нельзя было представить, чтобы он снизошел до того, чтобы к кому-то из графоманов прийти со своей бутылкой. Это было уж слишком! Угощали только они его и никак не иначе! И себе одному он никогда спиртное не покупал, поскольку один не пил (я – не в счет).
Ну, так вот, с Егоровым они пили портвейн, правда не всегда, но частенько. И довольно культурно после этого разговаривали. Влодов в данном случае почему-то не напивался как свинья, как он это обычно делал. Напиться и отключиться. Нет, он вполне мог себя, оказывается, адекватно вести. Может, его Егоров в какой-то мере дисциплинировал своей приличностью. Не знаю. Но я думаю, что где-то в глубине души он понимал ту нехитрую истину, что если он здесь напьется и будет после этого хулиганить, Егоров может его элементарно выгнать. А идти куда-то среди ночи по темному Чертанову не особо хотелось. Поэтому Влодов и мог держать себя в руках тогда, когда это было необходимо.
Хотя бывали случаи, что он нападал на Егорова, но не у него дома, а на своей или какой-либо нейтральной территории. И я помню пару-тройку таких случаев. Ведь Егоров Влодова все ж таки иногда раздражал, нельзя сказать, что их общение было таким уж безоблачным. Влодов до поры до времени свое раздражение сдерживал, но в итоге оно все-таки прорывалось наружу. Егоров любил порой спорить, он мог неожиданно завестись по какому-либо принципиальному вопросу. Но в Чертаново Влодов себя сдерживал, а вот на нейтральной территории или там где он в какой-то момент жил мог напасть и Егорову ничего другого не оставалось, как спасться бегством. Вот на Цапина Влодов так не нападал, чтобы тот от него бегал, Цапин был единственным, кого Влодов никогда почему-то не гонял. А так – всем доставалось. Ну, и Егорову в том числе. В основном, это было тогда, когда Влодов сильно напивался. Егоров, видя, что дело идет к тому, что сейчас что-либо подобное начнется, предпочитал заранее уйти, ссылаясь на неотложные дела. И правильно делал, потому что, в-общем-то, могло ему достаться.
Но в некоторых случаях он уйти не успевал, особенно тогда, когда они пили с Влодовым вдвоем и Влодов был у себя дома. Тогда он начинал привязываться к Егорову, обзывая его графоманом и даже пытался угрожать ему мойкой или ножом, например.
Как Влодов гонял Егорова на Москвина
Помню, в пустой жэковской квартире на Москвина, где мы с Влодовым какое-то время жили, пришел к нам как-то Егоров, выпили они с Влодовым портвейна, и Влодов на него напал. Егоров кинулся к выходу, а дверь была закрыта на врезной замок, изнутри ее вот так просто не откроешь, а ключ был у Влодова. Егоров тупо и безуспешно ломился всем телом в закрытую дверь, но выломать ее не получалось, а Влодов нависал сзади с каким-то тупым ножом, всяко его обзывая и пытаясь пырнуть. Правда, пырнуть реально так и не решился. Да и не особо, видно, хотел. Просто для острастки его пугал, чтобы не особо пушил перья.
Я со стороны всё это наблюдала, и мне было смешно. Я понимала, что Влодов просто над ним издевается, ничего серьезного не собираясь делать, потому что, если бы он хотел это сделать, то сделал бы сразу. Но Егорову в такой ситуации это было сложно объяснить. Наконец, Егоров понял, что отсюда так просто выйти не получится. Поэтому постарался как-то успокоится и уладить ситуацию по-другому. Влодов тоже решил успокоиться, потому что, видать, достаточно Егорова напугал, а дальше продолжать не имело смысла. Они прошли в комнату и еще там какое-то время разговаривали, потом Влодов отпустил Егорова подобру-поздорову.
В таких случаях, когда случались какие-то ссоры, все они происходили, в основном, по вине Влодова. Влодов на следующий день звонил Егорову на работу и пытался уладить ситуацию и даже, если необходимо, просил прощения, если был в чем-то виноват. Егоров великодушно прощал. И общение продолжалось снова. И все эти происшествия никак не влияли на их отношения, как-будто ничего и не происходило.
Творчество Егорова
Егоров писал довольно сносные стишки, профессиональные, мастеровитые, я бы так сказала. Особенно удавалась ему рифма, сложная, составная. Он как-то изощрялся в ней. Влодов даже гордился им, как учеником и гордостью представлял его другим графоманам: «Вот, Егоров, мой ученик!». Основной темой его писаний была антисоветчина, всякие проклятия в адрес советской власти.
Сказать, чтоб мне нравились его стихи – нет. Они были, как говориться, не в моем вкусе. Я не любила антисоветчину, всю эту-ту сатиру&юмор, проклятия эти в адрес кого бы то ни было. Как-то это было завистливо и мелкотравчато. Он просто завидовал тем, кому что-то там обломилось и это чувствовалось. И конечно по части художественного мастерства это был далеко не Влодов. А то, что хуже, меня, по-большому, счету уже не интересовало.
Конечно, Егоров был получше всех графоманов, нас окружавших, но вряд ли можно было назвать то, что он писал, поэзией. Но в любом случае, что-то в его стихах было.
Потом у него в творчестве еще одна тема объявилась: НЛО. Это произошло в тот момент, когда он этим самым НЛО увлекся.
НЛО, Ажажа, марсианские "сфинксы" и прочее
Егоров до поры до времени был дубовым материалистом, но Влодову удалось заморочить ему мозги НЛО. Он сам этой темой тогда. В начале 80-х увлекался, ну и Егорова подвинул. Причем Егоров не просто начал писать стихи о НЛО, а пошел гораздо дальше: вступил в уфологическое общество под руководством профессора Ажажи, какие –то статьи стал писать о сооружениях иномирцев на Марсе. Помнится, одну из статей Влодов помог ему напечатать в «Юности».
Поскольку Егорову нечем было жить, он прикипел к этой тему всерьез и с пеной у рта доказывал каким-то, подвернувшимся под руку графоманам нло-шные истины. Ему стало что делать, о чем говорить. Он стал человеком увлеченным, пылающим своей идеей. И нетерпимым к инакомыслящим. Н-да! Для меня это было грустное зрелище. Тот, нормальный Егоров, мне нравился больше.
Со временем пыл его угас, но это произошло нескоро.
